Я разбирала этюд, заданный на лето в музыкальной школе. И тут стук в ворота. Семья. Трое детей – нашего же возраста. Как мы с братом и сестрой. Темноглазые, растерянные, с большими пакетами. Прозвучало слово “беженцы”. Из Таджикистана. Там гражданская война. Может, есть что-то ненужное из вещей? Посуда? Постельное? Одежда? Может, чайник? Что-то из еды? Мать говорит: “Есть немного картошки и макарон. И кастрюля. Вот. Вы приходите завтра, мы еще соберем”.
И они пришли. Сами дети, без родителей. Мы с братом и сестрой собрали свое – не “ненужное”, а то, с чем играли сами. Потому что показалось, что им нужнее. Не отдали “ненужное”, а поделились. В мяч с ними поиграли.
– Как классно! Как будто дома, до войны…
Их старший мальчик был мой одногодка, попросил на велике прокатиться. У него тоже был велик. И дом. И школа. Собака была. Друзья. Дом разрушен. Школа давно не работает.
– Надеюсь, собака жива, с собой не смогли взять. Началась война. Пришлось бежать. Может, получится домой вернуться…
Ребенком мне не было страшно от того, что он говорил. Было чувство, что это недоразумение какое-то, что это кончится и они вернутся домой. И все будет опять – и дом, и школа, и собака. И велик. Очень хотелось помочь. Я отдала любимую куклу Алиску – пухлую малышку в розовой пижаме. Когда я клала ее в пакет, то поцеловала и сказала: “Сделай другую маленькую девочку счастливой”.
Дети, видимо, по-особенному переживают недетские события. Ребенком ты не вполне понимаешь весь ужас того, что происходит, – но ты чувствуешь боль. Чужую боль. Чужой страх. Бессилие. Но вдруг Алиска и правда приносит счастье?
Автор, блогер Анимаго, не является психологом, но затронутая тема лежит в сфере наших профессиональных интересов.
